Плюсы и минусы русского рока

Я не люблю русский рок (сразу добавлю, что и европейский, и американский рок я тоже не люблю), и считаю, что он гораздо хуже, чем польский, финнский или даже эстонский (там этой Эстонии - 1/10 мацквы), но есть кое-что, что ставит этот тип рока выше, например, итальянского или немецкого, не говоря уж о каком-нибудь французском (ниже уже просто некуда). Вкратце я мог бы отметить структурно плюсы и минусы, хотя тема не будет этим исчерпана.

Итак, плюсы:

Легендарные фигуры. В русском роке есть очень глубокая языческая суть, и рокер выступает не как какой-нибудь певец, а как проводник высших сил. - То, что у эллинов называлось genius. У него может быть скверный нрав, он может быть неумён, он вообще может быть личностью асоциальной, но в нём есть что-то, что заставляет его слушать, затаив дыхание. Он сам может быть озадачен тем, что ему открывается, а если унего есть талант, как у Есенина, он может стать великим поэтом или, как в модерновом 20-м веке, рокером. В русском роке очень много таких фигур, а на западе, например, это большая редкость. Какой-нибудь Джимми Хендрикс не нёс никаких сакраментальных идей, а урка с переломанным носом - нёс.

Самодеятельность. Русский рок зародился в стране, по нищете мало отличающейся от Бангладеш, и что такое хорошие инструменты и аппаратура, просто никто не знал. Это поистине рок, который играть мог любой, достаточно обычной гитары за сто рублей. Уже семиструнную гитару не каждый мог потянуть. Поэтому никто никогда не выдвигал никаких претензий по поводу качества работ - в нищей стране только рок-клубы могли позволить себе более-менее хорошую аппаратуру, а собрать в своём гараже качественную студию, как это делали группы в Англии или США, не мог никто. Я не знаю, в какой ещё стране самодеятельная рок-музыка была настолько днищенской, возможно в Латинской Америке, да и то в самых бедных странах.

Русскоязычность. Чёрт побери, я за всю жизнь не слышал ни одной норвежской или голландской рок-группы на норвежском или голландском. Для меня непостижимо, насколько нужно презирать свой народ, чтобы обращаться к нему на другом языке, на суахили или американском?.. Русский рок в этом плане наиболее чист - почти стопроцентно он русскоязычен. Я пытаюсь в виде умозрительного опыта представить, как могла бы, например, на английском звучать "Безобразная Эльза" или "С вами говорит телевизор". Наверное, это было бы очень идиотски. Или представьте, скажем, Гражданскую Оборону на английском - что-нибудь типа "Офелии" иди "Льда под ногами майора". - Нонсенс. Мне известны только две англоязычные русские группы (я имею в виду традиционные, а не современные) - это The Matrosskaya Tishina - пионеры русского индастриэл-рока - и Shah, весьма недурная техно-метал группа. У обеих был, кстати, английский на отличном уровне (то есть это не пародийный "рюски акцент"). Но они изначально были англоязычными, - в свою очередь они бы не звучали по-русски.

Многогранность. Идиотское выражение, но не придумал ничего лучше. Под "многогранностью" я подразумеваю огромное разнообразие русского рока в зависимости от областей и этнических регионов. Скажем, рок в Хабаровске и Владивостоке совсем иной, чем в Архангельске и Мурманске, а буряты поют на совсем иные темы, чем дагестанцы (если те и другие русскоязычны, понятно, это тоже относится к русскому року). Я не знаю никаких групп чироки или апачи в США, а в России есть огромное количество этнических ансамблей - вепсы, манси, эвенки, черкесы. татары и другие. Некоторые из них поют по-русски и конечно же относятся к стезе русского рока, да и сами относят себя к нему (поскольку уже есть большая культурная традиция, начиная ещё с революционных песен 1920-х годов, - типа пре-рок, ибо тоже авангард). Сибирский, Алтайский, Уральский этнофольк - весьма замечательная часть русского рока.

На этой замечательной ноте мы и заканчиваем обсуждение плюсов русского рока. Я не отмечаю специально такие параграфы, как талантливость и пассионарность, ибо авангард (рок-музыка как часть авангардного искусства) по-определению является творчеством людей опережающих своё время ("авангард" буквально - "впереди идущие" (отсюда "авангардные части" в войсках - штурмовые батальоны), также нередко ярких рокеров называют "фрондерами" (это футбольный термин) или "фронтменами", в том же значении). Можно, конечно, вообще усомниться в том, что в нынешем роке есть что-то там "нападающее" и "прорывное", но мы всё же говорим об идее и о роке традиционном (с пиковым потенциалом в 70-х).

Теперь минусы:

Вторичность. Это именно то, в чём русский рок всегда упрекали. Мало оригинальности, всё заёмное, всё какая-то жалкая пародия. Взять Летова и ГО - это просто переделка на русский манер американского гаражного рока, точная копия - имидж, стилистика, звук, смысловое наполнение, полукустарное производство. С той только разницей, что спонсорами ГО был нефтяной мега-концерн "ЛукОйл", на секундочку. Ну это как обычно в России, дурдом без границ. (В своё время я плосковато пошутил как-то: "Ну, представьте себе подшконарную японскую группу, которую спонсировал бы концерн "Мицубиси"..."). Феноменальное идиотничанье россиян доходит до того, что тут появляются группы, играющие "ирландский рок" и "викинговский метал". - Это как вообще понимать? Зачем это? Русским это кажется нормальным.

(Я вот пытаюсть представить себе, как в Арканзасе или Алабаме местные группы выступали бы в русских народных костюмах, с балалайками наперевес, и пели по-русски "ой люли-люли"... что-то не получается. Кстати, балалайки в Штатах запрещены (не шучу!))

Убожество. Я не знаю, что там значит это слово (типа "у бога" где-то там), но русские всегда производили тяжёлое и безнадёжное впечатление убожественности. Практически полное отсутствие имиджа, а при попытке его изобразить, надев, например, одежду амерского фермера - клоунада и что-то неуместное. Почти гротескная безвкусица, какие-то вечные шмотки, все россиянские певички, как на подбор, выглядят как дешёвые проститутки.... - Да, русский рок лучше всё-таки слушать, чем смотреть.

Номенклатурность. Под этим выражением я подразумеваю "назначенных" и "допустимых" деятелей, которых всюду можно видеть, вне зависимости от того, что они собой представляют. Просто кто-то где-то "наверху" решил, что вот эта группа будет раскручена, а эта - нет. В России, как и в СССР, никогда не было инди-культуры, как в Японии, зап. Европе и Штатах, где группы сами реализуют свои работы и добиваются успеха в сравнительно широких масштабах. В РФ невозможно увидеть по ТВ группы, которые не "назначены" на статус признанных. - Подчёркиваю, речь идёт именно о "назначении", в самом прямом смысле. Талант не играет никакой роли. Именно поэтому мы везде видим престарелых "рокеров", которые собственно в роке не представляют собой ничего. Это просто медийные фигуры, из которых такие же "прорывные авангардисты", как из отходов - пуля.

Вымученность. Это особое и специфическое свойство русского рока, "благодаря" которому его просто тяжёло слушать. Какая-то тяжёлая тоска, возможно вызванная мрачными пейзажами и долгими зимами, довлеет над русской культурой вообще и русским роком в частности. Вымученные, тяжёлые аккорды, не выстраданые, а именно выдавленные неуклюжие словеса. Какие-то уродливые псевдогигантистские формы при размытых и аморфных стилистических рамках, - какой-то мордорский ужас, иначе даже не назовёшь. Не весь рок такой, но он очень какой-то вымученный. Возможно, это просто чуждый русским жанр. Как-то не получается у русских что-то там изображать на сцене и горлопанить впустую, русский стиснет зубы и просто сделает, мрачно и фундаментально. А если его специально заставить "играть рок", будет это неуклюже и тяжеловесно. - Вот, собственно, что я хотел изъяснить.

На этом, пожалуй, и всё. Русский рок - не самый лучший в Европе, но, конечно, получше украинского, бяляруцкага и почти всего западноевропейского (кроме Испании - лучшего стиля в Европе). Очень яркие единичные фигуры, на общем фоне номенклатурных рож и каких-то дешёвых пародий на пендостан. Думаю, при большом желании что-то примечательное можно найти. ну а я послушаю что-нибудь родное угрофиннское, таёжно-болотное...)

ПС

Ах да, чуть не забыл! Моя любимая русская группа - НОМ, кто же ещё... )

Странные боги Фирнгак-Пикмала

Ни в своём цулхе, ни в 23-м я не нашёл литературы об этом, посему решил написать небольшой очерк, дабы извлечь из этого, если повезёт, некую мораль. Мне редко удавалось это, но я работаю в данном направлении.

Цингирдик у них вроде как главный, затем - Бундушмак. Сколько я ни старался, так и не смог в точности выяснить, в чём смысл поклонения этим космическим архонтам и что это такое есть вообще. В томе "Некоторые заметки о ретивых приверженцах Сиун-Дилингаа" говорится о "трёх наставниках жертвы", причём подчёркивается, что один из них в высоком красном колпаке, на котором висит "бубенчик цумтао". Об этой дряни известно кое-что. Делается он исключительно из хункаа, а затем оскверняться согласно догмам веры. Если я правильно понимаю уклон этих почитателей, тридцать три старших сингиллурха должны благословлять свершение ритуала, смысл которого пока оставим за кадром.

Затем упоминаются Чюнхин-Гонхоо, Бурунжак-Монклоо и ещё около ста тридцати девяти отродий верхнего эшелона. Особо впечатляет замечание о Гункнаа. Говорится, что это существо размером с гору и выглядит как гора. Прекрасные дороги ведут к зеву этого проглота и там конечно же исчезают целые поселения, ведомые самоотверженными сторонниками веры. Они приходят туда всякий раз, все в цветах и сияющие счастьем, а затем, лишь оказавшись внутри, начинают что-то соображать. Однако пути назад уже нет, а о том, что происходит затем, страшно и подумать. Об этом неизвестно совершенно ничего.

Фунгринак - странная фигура неизвестного калибра. Упоминается около десятка раз, иногда под именем Зиппур, а также, возможно, Ренгельде-Хинглан. Представляет собой двухмерную плоскость, абсолютно тёмную с одной стороны и сияюще светлую с другой. Утверждают, что проход сквозь это существо способен "воздать немало", но более точной информации нет, ибо все добровольцы, которых туда заталкивали с одной или другой стороны, исчезали там с истошным воплем. И ни ответа, ни привета, только этот жуткий крик, странно преломляющийся где-то в жутких безднах, столь отдалённых, но столь чудовищно близких...

Фунгашмак - ещё один крайне удивительный объект культа, сущность которого совершено непонятна. Представляет собою нечто похожее на колокол, направленный в определённую точку космоса. Всякая попытка изменить направленность объекта приводила к ужасающим катастрофам. Описан один очень древний случай, когда колокол начинал вибрировать и от нарастающего гула сотрясалась земля, которая самопроизвольно принимала самые причудливые формы. Даже и сейчас сохранились объекты, созданные в те странные дни. Основная часть этих мест секретны, так как являются священными реликтами у приверженцев данной истинной веры. Некто Фубиндак из Жинграа объявил себя "зуггибатором третьего Банклаа", но был казнён как самозванец. Однако на всякий случай место его прекращения объявили также священным. Тем более, что мошенник весьма зловеще обещал вернуться, - несколько нервирующий фактор, портящий общую идиллию.

Сущности среднего и низшего звена прописаны крайне скудно. Здесь даже трудно сказать что-то определённое. Есть, скажем, представление о "наставнике Лумбаа", который "творил чудеса" и прочую ерунду, но любой здравый ум просто отметёт эти бредни как нездоровые и подлежащие жестоким мерам пресечения. Также к этим сомнительным истокам относятся россказни о "добродетельном Млунмао" и о "милости Фун-Фун". Честно говоря, я чуть челюсть не вывихнул от зевоты, когда читал всю эту добродетельную чушь. Едва ли в этом есть хоть крупица истины.

Сунсак - довольно любопытный персонаж, несколько оправдывающий низшие формы культа. Сунсак не стал объявлять себя зуггибатором или маяться "добродетелью", он поступил очень тонко и весьма впечатляюще. Он объявил себя "смиренным нунхоо" и стремился снизойти настолько в аут, насколько позволял его невероятный пыл. И каков же результат? Все зуббархи предместий рыдали навзрыд, как маленькие дети, когда песняры и зубоскальцы рассказывали грустные истории о трагическом Сунсаке. Только представьте его злорадство и, кстати, беспрецедентную рисковость - он окрутил носы категорически всем и пути назад у него не было даже при самых фантастических раскладах. Но он сыграл ва-банк и сорвал куш - ему лизали пятки и гладили по холке, его зазывали в роскошные дворцы Кунгинара, о нём слагали вирши и ставили в пример. Так продолжалось весьма долго и, похоже, где-то Сунсак стал терять ясность ситуации. Сначала он стал дерзить, а затем затребовал разного рода суммы от влиятельных лиц префектории. "Ну и где же тут смиренность?", - толковали сограждане. "Да взашей его, знаем мы таких!", - кричали всё громче. В последней попытке войти в прежнюю стезю Сунсак стал готовить план побега, но его мгновенно раскрыли и вздёрнули так, как никогда и никого. Я с огромным увлечением пролистал около пятидесяти огромным атласов, иллюстрирующих с разных диспозиций эту впечатляющую экзекуцию и, должен признаться, ничего волнительней не видывал в своей жизни. Сунсак всё же сыграл свою роль на отлично, а его последние слова знает каждый динглинг от Синкин-Нара до Глионглао. Я видел скульптуры его воздаяния даже в Хенген-Глее и рубежах близ Корко, а туда вообще мало кто заходил (и сам я о чём вспоминаю с содроганием).

Культ в целом регулируется общими положениями префектории, но поскольку не имеет явных амбиций и уж слишком уклонен в обрядовую часть, суть которой абсолютно туманна даже для самих приверженцев веры, пользуется весьма широкими свободами. Верующие могут почитать назначенного им избранника, внимая его, разумеется, одностороннему воздействию, а также есть штат из десятков тысяч функционеров высокого ранга, которые занимаются административными делами, то есть не делают ничего, что можно не делать, а на их месте делал бы любой. Сабантуи в Бенгельге и Субартаме кажутся неприличными даже со стороны Нункинона - последнего места, где я хотел бы быть. 

В общем, всё как всегда, но верования Фирнгак-Пикмала отчего-то вызывают у меня особенную теплоту.

Солнце твоих грёз

*    *    *

Солнце твоих грёз

Только неба свет

Только неба сон

Пепел твоих снов

Только тихий мрак

Столь уютный мрак

Унесёт в забвенье

Тяжкую печаль

Как и не бывало

Будто не рождался...

По ту сторону Луны

Закатное солнце пылало, будто свирепый окровавленный глаз какого-то совершенно обезумевшего зверя. Я не мог оторваться от этого зрелища, лишь рука автоматически продолжала царапать на клочке бумаги какие-то горячечные стихи, исполненные ужаса и скверных предчувствий. Я их даже не читал, тотчас сжигая в мерцающем пламени старой, которая превращала моё жилище в склеп какого-то алхимика или колдуна в лесной недоступной чащобе.

Наконец, солнце скрылось за горизонтом и наступила густая тьма – ещё одна ночь, которая будет длиться вечность, вогнав меня в пучину сумасшедшего кошмара. Всякий раз я думаю, что наступившая ночь будет последней, однако обнаруживал себя на рассвете – бледного, совершенно разбитого, с помутившимся рассудком, будто после эпилептического припадка. Зачастую я не мог вспомнить, как провёл эту кошмарную ночь, однако видел грязь на моих ботинках, а также свежие следы, как будто я выходил куда-то в неведомую тьму за окном, если, конечно, я действительно выходил на улицу, а не в какие-то иные измеренья, и это действительно был я…

Впрочем, я не могу даже с уверенностью сказать, кто я и где нахожусь. Моя память совершенно ничего не хранила о моих днях детства и об этом месте. Однако на стенах я видел портреты людей, чьи лица мне были знакомы, и видел огромное количество тетрадей, исписанных моим почерком – в основном, стихами, на диво красивыми элегиями, выдержанными в витиеватом старомодном стиле Баратынского и Гёльдерлина. Многое из этого я помнил наизусть, однако вспомнить хоть что-то определённое из своего прошлого я не мог.

За дверь ступить я боялся, однако, возможно, выходил в иные ночи, когда полная луна управляла моим смятенным разумом, а сам я пребывал в каком-то обмороке или дурмане. Быть может, эти похождения я воспринимал за сны и грёзы – мрачные стены безлюдных домов, густой туман среди тёмных улиц, огромное жуткое кладбище и бескрайние топи за ним. Затем блуждания среди неведомых тропинок, среди болотных огоньков, указывающих путь, и каменные плиты древнего алтаря, испещрённого символами иных миров, и ритуалы там, в этом страшным месте, под яркой алой, гигантской луною…

Быть может, все давно покинули этот старый город, и забыли меня здесь, одинокого поэта, превратившегося в призрака ещё при жизни. Чем провинился я так, что обо мне все забыли? Или был проклят я за некие чудовищные прегрешенья? Я без отрыва наблюдал за огромным диском восходящей луны и чувствовал, как мой разум опять оставляет меня…

И снова мрачные улицы пустого города, и снова блужданья по бескрайним топям среди зелёных болотных огоньков, и снова древний алтарь и неведомы ритуал, который проводит некая сущность, узурпирующая мой разум, похищенный луною. О боги, кончится ли это когда-нибудь?..

Нахожу себя на рассвете, бледного, опустошённого. Солнце едва пробивается через густые томные тучи, которые вечно бурлят в вышине, и я, преисполненный тревоги и отчаянья, рассматриваю свои ботинки, перепачканные свежей грязью. Не может же быть, что я действительно покидал своё жилище, но вспомнить могу лишь мутные дурные кошмары?..

Толкнув дверь, я увидел ту часть улицы, где ютился мой неприметный дом. Я не видел следов, - их смысл утренний дождь, - но если я уходил на болота, значит направо, где всего через десяток метров за разрушенной каменной оградою начиналось кладбище, а за ним – бесконечные топи, скрытые густыми влажными испарениями зловещих недр мёртвой земли. Я посмотрел налево: мостовая там круто забирала вверх и вела к центру города, где располагались ратуша и площадь с высящимся там зловещим памятником человека с свирепым и диким выражением лица. Я иногда приходил туда, ибо временами видел чёрные силуэты за окном, спешившие куда-то по направлению к центру города. Мне казалось, что приходят они в город со всех сторон и скрываются где-то в ратуше, однако двери этого здания я находил всего закрытыми, как и двери всех остальных домов.

Мрачный день, как всегда, миновал незаметно, начались нескончаемые сумерки – предвестник бесконечной жуткой ночи. Не в силах выносить этот кошмар, я беру лампаду и спускаюсь в обширные подвалы, где брожу среди пыльных полок, заставленных увесистыми винными бутылками. Затем усаживаюсь за круглый дубовый стол и наливаю в стопку немного вина. Несколько глотков этой божественной влаги – и я погружаюсь в яркие упоительные грезы, в мои мечты, в страну чудесных добрых сказок, где так счастлив я и уже не одинок. Я засыпаю здесь же, со счастливой улыбкой, и надеюсь, что здесь и умру, а не там, в том страшном месте, в которое приводит меня помимо воли сумасшедшая луна для исполнения кровавых и кошмарных ритуалов. Господи, спаси мою душу…

Легенды нашего цулха

"Невинность мира ушла с последним цубаккао,

а территории подверженные фулху всё растут

и не без помощи грузгонов из Фиргао…"

Шишмон-Бижар, цудулх 615, «Жиншак-Перде»

"Их целью был мозг, именно мозг был под прицелом,

и они следовали по этому пути с рьяностью фанатиков Чунхваа"

циркуляр №6541 цулха 82, предикат Шийвинг

В правление Кутулхорна III-го шла молва, будто бы за холмом Каповаро цветут райские сады и воздух свеж там. Эта религия получила название шомбинокль и исповедовалась в регионах Пуццарх, Шимкан, Чунгирван-шизад, Билгимир-Шипарот и Фурчах. В последней жил, кстати, сам Ышкыгр, можете себе представить. Возглавлялась эта секта преподобным сиккургом Гужмоном Фу-Фу 25-м, но на деле за ним стоял орден Шук и жёлтые капюшоны. Приносили в жертву они сопливые носы бундархов, о чём не удосужились оповестить оных. Возмущённые и чувствующие себя попранными, бундархи создали Фронт Объединённых Сопаток, но в результате внутренних противоречий и жестокой и грязной борьбы за власть распались на ряд мелких маргинальных групп, за которыми охотились профессиональные экзекуторы. Один из главарей бундархов, некто Шишан Вузхон, наделённый гигантским даже для своего племени носом, сделал себе пластическую операцию по уменьшению раз эдак в пятнадцать предмета своего гордости и проник в святая святых ордена Шук и под видом верноподданного сановника добрался до само сиккурга Гужмона и с воплем «укушан хиббур цупоток!» отрезал его нос ритуальным фускопом, а затем выбросился в окно и на глазах у сотен изумлённых паломников, оцепеневших на площади в молитвенном почтении пред главным храмом секты жёлтых капюшонов, улетел, расправив, как уверяли, крылья. Нос сиккурга Гужмона он, между прочим, прихватил с собой, о чём следует памятовать всегда.

Многие пытались проникнуть на холм Каповаро, предпринимались самые невероятные попытки и пробросы для этого, но всегда с одинаковым исходом в виде катаклизмов той или иной катастрофичности. Говорили, что двум оборванцам это якобы удалось, но это лишь легенда. Даже имена их, увы, остались безвестны, хотя о самом геройском поступке чего только не толковали. Было это, как говорят, в период массированной подготовки для военного штурма холма Каповаро – настолько тогдашний зуббарх местности был одержим идеей припасть к сосцам божественной мудрости. Нужно ли говорить, что с холма спустились гигантские дубы-колдуны и разметали армию злосчастных проходимцев в ту страшную ночь Цибурхана? В каждом учебнике истории от Цукквана до Кимбер-Фуиджи сказано об этом эпическом побоище более чем предостаточно, и даже много лишнего наговорено, например о предательстве 16-го фурцибона под командованием Шиггураха Фукибисца, а ведь он был родственником самого гиббурха Фунаа, а не кто-нибудь там из убогих захолустий Биркингалка или дремучих лесов Немхебта, кишащих кровожадными подонками с тупым мычанием вместо речи. Гигантских дубов-колдунов тех, что разгромили всю армию зуббарха, так и не доискались потом, ибо ушли они обратно, скрывшись в рассветном тумане. С тех пор рьяных путешественников на холм Каповаро не находилось, хотя жгучий интерес к заветным руинам поселения Колумбарум не проходил никогда. Быть может, я расскажу ещё об этом, но позже, позже…

Алсо, взлетевший в небесные дали Шишан Вузхон, отдавший столь многое – нос свой – во благо всеобщего дела, обнаружился спустя многие годы в Чибаркане, по крайней мере, так заверял старый Фушак, бывший тогда в местности старшим фичцаком, выслушивая много бредней от добровольных узников «майнд контролле». Им вскрывали черепа, вот какое дело. Мозг, всегда только мозг был целью любых научных экзекуций, и если удавалось находить нужные точки воздействия, пациент бился в исключительных припадках. В общем, в этом и заключались все опыты. И, конечно, поиск жёлтых склероформ, ибо эти субстанции использовались для приготовления эликсира долголетия. Правда, за счёт чудовищной проказы, разъедавшей лицо и полностью лишавшей разум. Зато человек – или, иначе сказать, существо сие – могло жить неопределённо долго. В одно время эти существа – звали их курао-цукатам – просто заполонили несколько областей и выжрали ну, тонны мозга (любимое лакомство их), и это было в известной степени проблемой, которую армейские решали, как всегда, самыми радикальными методами. По крайней мере, живописные луга и побережья Цунгвао и Фубирикхо остались только в воспоминаньях, ибо ныне это «зона обозначенных юрисдикций» с разлитой там повсюду жёлтой токсичной дрянью, в которой непонятно ещё что булькает и рождается, испаряясь в небеса и обрушиваясь затем на несколько областей вокруг в виде странных корпускул, нещадно и стремительно вгрызающихся во всё тот же череп в неутолимой жажде пожрать мозг. Требуется всего лишь около пятнадцати минут, чтобы подопытный превратился в визжащего плотоядного «чунга-пурхаза», дистанцированные команды на коего не действуют совершенно. В отличие от доверчивых и ранимых курао-цукатам, с которыми так интересно было поговорить, чунги-пурхазы были лишены манер и этикета начисто. Их целью был мозг, именно мозг был под прицелом, и они следовали по этому пути с рьяностью фанатиков Чунхваа.

Понять их можно легко. Сам Чункашхаар обмолвился о них однажды, заметив криптону 14-го удела Паскалху Пигишварху в приватной беседе: «Только они, лишь они в целом свете ведают нетленную мудрость…», о чём незамедлительно доложили во все инстанции региона и от лица самого зуббарха выступил тогда сам пашкар Гумвалт, намекнув, что – прямая цитата – «есть многие в краях привольных, кто удалился бы отсель». Знавший о том Чункашхаар показал всю стойкость своего учения, выбросившись в окно, но – вы не поверите – не взлетев, а рухнув прямо на толпу гужмахов, просивших подаянья. Можете себе представить их лица от такого-то подарочка… «Больше ни ногой сюда!». – кричали они. – «Уходим отсюда, братья!», и ещё что-то про гуано, падающее с небес и фальшивость лживых вер. Так и след их простыл, а на холодных камнях, окроплённых плевками скитальцев, лежал с безмятежным лицом старец Чункашхаар, так много лет проповедовавший великое, доброе, вечное…

Вот что значит умение держать язык за зубами и не болтать напропалую всякий вздор про гуманизм и помощь ближним, когда они жаждут поесть мозгов, пусть даже не высокого качества, без жёлтой склеродермы из колоний токсических бацилл. Если добренький такой – давай, вперёд, протяни свой мозг в ненасытные руки, сунь его в алчущие уста, наполни бездонные желудки. Это личное дело твоё, чувак. Говорят, был один чунгач по имени Фо-Фо Бушхун, который «творил добрые дела», согласно своей вере. То есть добывал мозг и скармливал его чунгам-пурхазам. Так его разыскивал весь фубшоп по нескольким регионам, и настиг в конце концов, когда мерзавец трепанировал уже с полтысячи черепов. Сам он мозг не ел, как заверял, вот только глазки-то сверкали алым, ручки-то царапали гранит, когда его прижали. И что он там болтал про райские сады? Откуда знал он об этом всём, если не из экстракций живительной клетчатки? Он знал, он знал об этом! Цитата из официальных директив: «Поручение выполнено отрядом «Цурко» под командованием Фушибока Ришпао, ныне отбывшего в Флюкотан для подписания всех бумаг, а это надолго». То есть фулжах Ришпао услышал что-то лишнее, но не успел покончить с собой от испуга, был спеленат и отправлен в цубаттао (скорее всего, 23-го пигушмала), где будет подписывать всё до двадцать второго ришествия Блемберы. Поделом дураку!

Как бы то ни было, старый Фушак, имевший дело ко всему этому, болтал в своём маразме что-то про «тёмные пути Шишан» и «ряд таинственных сект Чибаркана», где «многие дни назад» были «те самые…», - дальше он вспомнить не мог, как ни пытали. Маразм – это шутка такая. Потом его скормили чунгам-пурхазам, ибо зрелище это всегда освежало. Оно стоило свеч.

География магического мира

В этом мире только древний город, огромное кладбище за ним и бесконечные непроходимые топи, среди которых в неведомом месте установлен алтарь для свершения жутких неизъяснимых ритуалов. Правит этим миром совершенно гигантская луна (солнце светит тускло, несколько часов в день и всегда скрыто тёмными густыми тучами), спастись от чар которой можно глубоко в погребе, где на полках покоится вино столь старинной выдержки, что один лишь глоток погружает в состояние непередаваемого экстаза и чудесных, в противоположность лунным кошмарам, сказочных грёз, ярких и длящихся, в ощущении, бесконечно. Это странный маня-мир, безусловно, но в магическом мире нет ничего привычного в человеческом смысле. Там нет ничего похожего на человеческие переживания и представления вообще. Солнечное вино отправляет в мир вечной Античной юности, но хорошо это или плохо – сказать невозможно. Чудовищная луна полностью парализует волю и превращает в послушную марионетку, которая исполняет ритуалы, смысла и назначения коих даже не понимает и в принципе не может понять, являясь лишь инструментом, и об этом тоже трудно сказать, плохо это или хорошо, ибо сама луна совершенно безразлична и индифферентна, а надобность ритуалов постичь человеческому уму категорически невозможно. Не исключено вообще, что эти ритуалы как раз создают какие-то маня-миры в неких точках вселенной – кто может сказать, что это не так, если узнать об этом всё равно невозможно?.. Кроме того, эта площадь и странная ратуша, куда, похоже, сходятся неведомые приверженцы этого странного культа – как попасть туда? Возможно ли это? К сожалению, в городе нет никаких надписей, чтобы хоть что-то выяснить, найти хоть какой-то ориентир (впрочем, нет ни малейших оснований полагать, что это вообще происходит на Земле, по крайней мере – в этом измерении, соте или ячейке…); единственные записи, доступные для прочтения – бесконечные тетради, исписанные моим почерком. К сожалению, они совершенно неинформативны, ибо сказ оный представляет собою бесконечные велеречивые элегии, описывающие райские Античные края, в которые отправляет один лишь глоток волшебного вина. Как связан окружающий морок с этими экстатическими погружениями, постичь человеческим разумом совершенно невозможно. Смысла во всём этом также не чувствуется совершенно. Это просто странная данность, сложившаяся так, как сложилась. Странная игра иллюзий или пространств или просто шутка какого-то архонта – только так это и можно понять… И всё-таки этот мир непередаваемо лучше плоского посюстороннего.

Поскольку мир этот является лишь частным и уникальным трансперсональным преломлением, объективизирован он лишь в самой точке преломления (визуализации). Исследованию он, говоря иначе, не подлежит. Жуткое и крайне дискомфортное чувство клаустрофобии вызывается, как ни странно, тем, что мир этот – бесконечен. Он абсолютно бесконечен по направлению влево или вправо (вперёд или назад двигаться в нём в принципе невозможно, ибо мир математически двухмерен, как внутреннее пространство чёрной дыры), Визуально это представляется уходящей влево мостовой, круто забирающей вверх. Далее появляется площадь, изваяние некой человекоподобной креатуры там (не поручился бы за то, что это именно человек…) и ратуша, куда, предположительно, периодически сходятся совершенно неведомые существа или сущности (почти наверняка – это вовсе не люди…). За площадью начинаются однотипные дома и лабиринты улочек и переулков, конца и края которым нет. Понять и постичь это невозможно, но по направлению влево город бесконечен. Направление вправо ведёт на неопределённых очертаний кладбище с разрушенной каменной оградою, а затем начинается болото, которое, как нетрудно догадаться, также бесконечно. Если гипотетически предположить движение вправо, вправо и вправо, через эти топи, выискивая, благодаря зелёным огонькам, тайные тропы для прохождения, то путь этот будет бесконечен. Хотя ни понять, ни представить это невозможно. Субстантивы, представляющиеся луной и солнцем, скорее всего являются чем-то совершенно другим, вовсе не луной и вовсе не солнцем, однако разум интерполирует их так. Причём, с чего бы именно так – абсолютно неясно. Якобы солнца, например, не видно вообще – оно всегда сокрыто густыми клубящимися тучами, и это может быть чем угодно; колесницей Феба, как вариант. Луна – нечто вообще за гранью описания, но это точно не та луна, коя видится как планетоид на орбите Земли. Это нечто ярко-белое, как мрамор, окрашенный густым кровавым багрянцем. Эта якобы луна всегда полная и всегда столь гигантских размеров, что спутником уж точно быть не может… Впрочем, совершенно понятно, что мир этот – совсем не планета, а просто пересечение неких линий, одна из бесчисленных точек в двухмерной вселенной, как плоскость внутри чёрной дыры (коя не дыра вовсе и не шар, а именно плоскость). Точка эта уникальна, быть может попросту является какой-то трансперсональной «библиотекой акаши» (вся сущность как бы из стихов, а больше ничего и нет), либо некий нуль-переход (появляются же какие-то сущности непонятно откуда и исчезающие непонятно где). Как бы то ни было, это то, что дано в визуализации. Понять это, как было сказано уже, совершенно невозможно, представить бесконечность направлений – тем более.

Убийца мечты

Жизнь проходит колесницей, оставляя за собой руины городов, судеб и мечтаний. Свирепый лик возницы исполнен нечеловеческой злобы и напоминает изображения Иешуа на раннецерковных фетишах. Чистая, абсолютная злоба, ни намёка на милосердие. Кровью бесчисленных миллионов омыты колёса судьбы, нет туч чернее мрачных мыслей поэтов в предсмертные годы, и пепел их мечтаний горчее яда кобры… Чёрен, бесконечен горизонт, безмолвен лик возницы. Лишь скалится, скрежещет зубами – кого и от чего спасает он, убийца чудес и всех добрых божеств?.. Содомия в глазах его, не терпящих красоты и чистоты. Он проклят всем живым во всех мирах, змей ядовитый Апоп…

Бельфегор

- Бельфегор! – позвал я.

Он приблизился, спокойный, мудрый.

- Что ищешь ты в краю сем, странник? – спросил проникновенно он.

- Где ветры поют свои песни?..

Он молчал долго.

- Путь твой на северо-запад, - наконец, молвил он. – Чрез хлад и мор. Готов ли? Лишь бесконечно храбрый и горячий сердцем отважится на этот путь.

- Таков есть я! – сказал я твёрдо. – Не дрогну и не убоюсь!

- Тогда ступай, - мне молвил Бельфегор.

И в этот миг бездна разверзлась под моими ногами и я провалился сквозь неведомые миры, времена и эпохи…

Мельком я видел что-то, что-то узнавал. Мелькали знакомые лица – прекрасные, ужасные, лица друзей и врагов, лица жён, бесконечно любимых, но совершенно забытых мною, и страшные рожи монстров, с которыми сражался, но тоже позабыл. И что-то ещё, от чего щемило сердце… Мне казалось, я вдохнул саму жизнь, но выдохнул затем, оставив лишь крупицу в сердце – что-то похожее на надежду или веру. Затем тьма забвения полностью отняла всё то, что я увидел и вспомнил на миг. Поистине я был в океане эмоций и вот выброшен на берег – опустошённый, ошеломлённый…

Я огляделся, ища ориентиры, но всё было чуждо и враждебно. В небе светили две звезды – огромное голубое солнце и маленькое алое. Только потом я увидел, как по моей левой ноге ползёт пёстрая и весьма диковинная змея с золотой короной на голове. Я смотрел в её пурпурные глаза, мы смотрели друг на друга. Затем она заползла за пазуху моей рубахи и пригрелась у сердца – я чувствовал холод её змеиной кожи.

Я сунул руку за пазуху, чтобы схватить змею за шею – в этот миг она и укусила меня. Тотчас кровь ударила мне в виски, голова, казалось, разбухла как арбуз, перед глазами поплыли кровавые пятна, дыхание остановилось и я упал бездыханный навзничь. В последний миг я почувствовал, как змея уползает прочь, мерцая своими пурпурными глазами, и я снова погрузился в водоворот странных воспоминаний – моих или чужих, неведомо то мне. Да и кто или что такое есть это самое «я»?..

*    *    *

Очнулся оттого, что меня бросало из стороны в сторону, как пьяного матроса в кубрике в штормовой морской пучине. Прошло несколько минут, прежде чем я понял, что лежу в повозке, которая мерно катится по ухабам деревенской колеи. Я видел, как надо мной проплывают облака, а возница что-то поёт утробным и, вероятно, нетрезвым голосом. Я приблизил свою руку к лицу и увидел на ладони змеиный укус – значит, я всё ещё здесь, и, похоже, вполне себе жив…

- Бельфегор, - сказал я слово, которое крутилось у меня на языке. Я не знал, что это или к чему, просто подумалось.

- Бельфегор, - эхом отозвался возница. Затем добавил: – Видать, сударь, ударились вы головою.

- Должно быть, - сказал я и, не рассчитав силы, резко выпрямился. Мне почему-то казалось, что моё тело будет ослаблено. На самом деле оно пружинило с избыточной силой. Я едва не вывалился из повозки, ухватившись за края.

- Я видел сон, - сказал я. – Как будто жизнь вся – сон. И я не знаю, кто есть я, и где я…

- Скажу вам, сударь, так, - молвил мне возница, - что сон есть зево чёрной черепахи, плывущей глубоко там внизу…

Я резко обернулся и посмотрел на возницу. У него была бычья голова. Он тоже повернулся и посмотрел на меня своими огромными мутными глазами. Мы оба друг на друга смотрели.

- Ты чему-то удивлён? – проговорил он. – Бельфегор.

- Разве не ты – Бельфегор? – спросил я. – Два солнца и змея с пурпурными глазами и с золотой короной: было это или сон?

- Мы почти на месте, - сказала голова буйвола и отвернулась.

Заскрипели ворота и мы въехали в просторы замка. В уши мне ударила какофония звуков – мне кажется, в этом гаме я слышал абсолютно всё: от мяуканья кошки в трёх кварталах к западу до шуршанья мышей в погребе Ингрид Блюменхольц в квартале почётных горожан к востоку. Вероятно, это действовал змеиный яд, творивший с моим телом и разумом странные штуки…

Повозка остановилась, я спрыгнул и не без тревоги посмотрел на возницу. Это был обыкновенный деревенский мужичок. Он приветливо улыбался.

- Спасибо, Ханс, - сказал я и протянул ему медяк.

Он поклонился и взял. На миг, мне казалось, я снова увидел бычью голову, но и это, должно быть, побочное действие яда.

Я быстро зашагал на запад, к причалу: мне нужно было отдышаться, избавиться от остатков странного яда. Я уже забыл то имя, которое постоянно крутилось у меня в голове. Беденгор? Беленгар? Через десяток шагов я забыл и это…

Над морем клубились тучи, на причале не было ни души. Я вдыхал ветер моря, названия которого я не знал. Кто-то замер позади меня. Я обернулся. Девушка с пытливым неморгающим взором. Как будто знакомы мы? Я не мог вспомнить…

- Мы знакомы? – спросил я. Потом добавил: - Мария?..

Она не ответила. Она нема, подумал я, нема, как змея.

Затем мы блуждали среди лачуг и оказались в каморке, освещаемой лампадой. За окном уже сгустилась тьма…

*    *    *

Долго мы смотрели друг на друга, нас разделял лишь свет лампады… Затем она нацарапала что-то на дощечке, я мельком взглянул.

- Я не понимаю эти письмена, - сказал я и посмотрел в окно, в полную, непроглядную тьму.

Затем я лёг на койку и провалился в забытие.

На рассвете мы позавтракали сухой безвкусной лепёшкой, запивая дешёвым муторным вином. Я шагнул прочь, услышав быстрое царапанье грифели на дощечке. Через миг я был уже далеко…

На площади кричал глашатай, объявляя о наборе в легионеры. Смотр происходил в казармах, куда я и направился.

- Откуда ты? – спросили меня.

- Я буду прям: не знаю, - ответил я. – Змея кусила меня и пал я без памяти враз.

Я показал укус змеиный.

- Не лжёшь?

- Не лгу!

- Ты вида благородного, - сказали мне. – Тебя будут искать. Мы выясним, кто ты такой. А пока – можешь вступить в наши почётные ряды. Во славу короля!

Все закричали: «Слава!». Я тоже сказал, хотя меня больше интересовали доспехи и оружие. Взяв меч, я поразился тому, с каким мастерством я им владел. Моя рука сама владела. Взял арбалет – я тотчас понял, что умею. Это казалось волшебством…

Комендант тотчас назначил меня командиром подразделения, без всяких выяснений, ибо только природный воин мог так искусно владеть мечом и арбалетом, да и вид мой, как отмечалось, благороден был.

Мне дали временные документы на имя Фредерика Розенкройца, - так я буду зваться для всех прочих, - и отправили с моим отрядом в долину Чёрных Рубежей, где бродили свирепые хищники и где располагалась застава у необычайно красивого водопада, куда приходили поиться невиданной красоты существа, искусно избегавшие любых попыток изловить их. Были они похожи на белых единорогов, только с крыльями. Они умели говорить, как люди, и пели, как боги…

Я был должен доставить на заставу пакет неких распоряжений, а сам забрать отчёт о текущих делах. Ординарное дело, как мне казалось…

*    *    *

В пути один из моих подопечных по имени Эрнулис стал рассказывать легенды о тех белых крылатых единорогах, которых часто видят дети и с которыми иногда даже говорят. Якобы сам Эрнулис в детские свои годы нарочно упал в воду, чтоб его спасли чудесные звери, и действительно, они явились и вытащили из воды. «Ты больше не прыгай сюда», - сказали ему со смехом. – «Осторожно ходи». И с тех пор Эрнулис стал ходить очень осторожно – настолько, что никогда не оскальзывался и не падал. Он мог пройти по заснеженной скале и не сорваться. Он даже специально ходил по рассыпанному гороху и не оскальзывался. Этим удивительным свойством его наделили, якобы, волшебные звери.

- А было, - спросил я, - чтобы кто-нибудь подстрелил дичь?

- Кто же будет стрелять в сих чудесных созданий? – вопросил Эрнулис.

- Вопросы задаю я, - заметил я. – Десять плетей ему за пререканья!

Мы остановились, Эрнулиса поставили на четвереньки и выдали ему десять плетей.

- Не церемоньтесь с ним! – приказал я.

Плети так и визжали, и Эрнулис тоже…

- По возвращении, - объявил я, - получишь пять суток карцера.

- Слушаюсь, господин, - плаксивым голосом проговорил Эрнулис.

Так мы и шествовали к назначенному пути. Миновав поля, где ещё рисковали селиться крестьяне, мы вошли в пределы Чёрных Рубежей и тотчас подверглись атаке свирепых чёрных тварей, две из которых я подстрелил на подходе из арбалета.

- Это просто дичь, - заметил я Эрнулису. – Чёрная, белая, с крыльями или без. Нет гармонии и вечной красоты, нет бессмертия и песен абсолютной формы. В каждом сердце война, в каждом слове – убийство. Мы все – дети убийц, мы все порождаем убийства…

Я направил свой арбалет в лоб Эргумеру, который смотрел на меня с вызовом, будто нельзя его сломить. Медленно и плавно нажал я на спусковой крючок. Через мгновенье дротик со свистом воткнулся в лоб Эргумера, который не дрогнул до последнего мига. Он так и продолжал смотреть на меня – прямо и с вызовом. струйка крови текла через его лицо. Затем он упал…

- Я прервал череду злодеяний, - объяснил я, обращаясь в сторону густого чёрного леса, который мы, разумеется, обходили, но в котором, вполне быть может, не страшнее и не опаснее, чем где-либо…

Через несколько часов мы увидели это фантастическое зрелище: в небо рвались грандиозные скалы, а оттуда свергался водопад, сверкающий в лучах солнца. Говорят, люди рыдают, когда впервые это видят, и с радостью приходили б сюда, если б не обилие хищных тварей. Но кто-то всё-таки бывает и здесь – тут неподалёку есть несколько ферм, достаточно богатых, чтобы помещики могли нанимать воинов для защиты своих угодий от хищных тварей. Вот их-то хозяйские детишки иногда и прибегают к водопаду, чтобы подружиться с белыми крылатыми единорогами, с этой странной и диковинною дичью…

- Ты был здесь, Эрнулис? – спросил я.

В ответ он лишь заплакал. Надеюсь, это были не слёзы счастья. Во всяком случае, я приказал выдать ему десять плетей за игнорирование прямого вопроса командира. Теперь-то он зарыдал в голос…

*    *    *

- Эрнулис, я сгною тебя в карцере, мерзавец, - сказал я со вздохом. – Ты неисправим.

И тут во всех будто дьявол вселился. С истошными воплями члены отряда вдруг выхватили мечи и набросились на меня. Я не ожидал этого, но рефлексы сработали безупречно: троих я положил из арбалета на подходе (каждому дротик попал точно в лоб), остальных порубил мечом. У меня даже не сбилось дыхание и я ни на мгновенье не прерывал ход своих мыслей. Просто несколько секунд заминки, которую я отследил почти отстранённо. Кем бы я ни был, я был воином поистине от бога. Такое умение можно получить, только начав заниматься года в три возраста и заниматься всю жизнь без перерыва, имея огромный боевой опыт. Я был действительно восхищён собою…

Таким образом, на место своей миссии я прибыл один.

- Где отряд ваш, господин? – спросили меня на заставе.

- Пали смертью трусов, как я и ожидал, - ответил я. – Я предпочитаю одиночные рейды. Никто не отвлекает меня от важных и существенных раздумий, к коим склонен я.

- Мы вас поняли, - сказали мне стражи, передавая пакет, который я должен был доставить в расположение наших казарм. – Счастливого пути!

Я тотчас и отчалил, один и в сумерки. Никто меня не задерживал, да и кто бы посмел задержать…

У водопада я присел, любуясь закатом. Почти тотчас за моим правым плечом я услышал хрюканье и, не оборачиваясь, вопросил:

- Как звать вас, твари?

- Зови нас куломо, - услышал я тотчас. – Или фулкас, или билмар. Не ошибёшься.

- Вы – оборотни из чёрного леса? Вы обернулись этими белыми, с крыльями, чтобы слетаться сюда на водопой?..

- Как ты догадался?

- Вы слишком фееричны. Лишь немыслимая мерзость может срываться в подобном…

- Да, при нашем виде лишаются ума, настолько мы страшны. А уж если попадётся кто, то даже костей не остаётся…

- Пожираете без остатка?

- Сначала мы прокусываем череп и поедаем мозг – это самое лакомое для нас. Ручки и ножки – то для детишек наших забава…

- Как у вас там, в чёрном лесу?

- Мило и уютно.

- Так я и думал…

Я сидел и слушал, как крылатые белые твари лакают воду, жадно и с хрюканьем.

Не оборачиваясь, я выстрелил из арбалета через правое плечо. Табун отродий засуетился и упорхнул, унося в зубах подраненного. Я блаженно растянулся на земле и погрузился в сладкий сон…

*    *    *

Мне снилось, будто я скольжу по дну океана, закрытого плотным ледяным панцирем. Кожей я чувствую бесконечные оттенки холода, будто океан состоит из бесчисленных струй воды, отличающихся по температуре. Полная тьма, но отчётливо различаются конфигурации берега. Каким существом являюсь я, я не знаю. С огромной скоростью я перемешаюсь по дну океана, чувствуя эти удивительные температурные потоки. Это необычайно приятно и всегда свежо. Наконец, я оказываюсь на краю океана, выныриваю из-подо льда и вижу грандиозные чёрные скалы, уносящиеся ввысь в бесконечные дали…

Открыв глаза, я увидел маленькую девочку с огромными голубыми газами. Она улыбалась и щекотала мой нос цветочком, а ведь я мог ударить наотмашь…

- Ты видела сказочных зверушек? – спросил я её.

Она кивнула и показала пальчики: три штуки она видела.

Я показал ей арбалет.

- А я вот подстрелил одну зверушку. Вон от неё осталось что-то…

Я показал пальцем на субстанцию, которая выпала из волшебного существа, когда я засветил ему куда-то из арбалета.

Девочка неуклюже подбежала к субстанции и стала копаться в ней пальчиком.

- Гадость какая, - заметил я, с шумом выпуская газы.

Было чудесное утро, мне нужно было возвращаться.

Вдруг девочка закричала. Я, зевнув, посмотрел. Девочка трясла окровавленной ручкой: вместо пальчика торчала косточка, потому что субстанция оказалась кислотной. Вероятно, было больно.

- Ещё одно испорченное утро, - проворчал я и направился поскорее от этого шума прочь.

Ещё долго были слышны эти истошные визги, которые почти сбили меня с верного хода моих размышлений. Я думал о том, как оно там живётся, в тёмном лесу, где так мило и уютно?..

- Фредерик Розенкройц! – услышал я воззванье. На перепутье стоял всадник, облачённый в элитные командирские доспехи.

- Так прозвали меня, - сказал я. – Кто посмел подать голос в мой адрес, могу я спросить напоследок?

- Я Энгумар, брат Эрнулиса!

- Я видел, как он испражнялся под себя, когда его пороли, - сказал я.

Воин попытался эффектно стремиться с лошади, однако получилось это весьма убого и неловко. Я зевнул.

- Вызываю тебя на поединок! – дрожащим голосом пролепетал самоубийца.

Я пожал плечом и воткнул ему в горло меч. Только настоящий мастер знает, как пробить это тонкое место, где сходятся доспехи. Одним движением прямо в горло…

*    *    *

Миновав чёрный лес, столь зловещий и притягательный, я решил перекусить на крестьянской ферме, прежде чем продолжу путь свой в замок.

Без лишних слов я вошёл в лачугу, положил на стол несколько медяков и принялся за чтение отчёта, который должен был доставить своему командиру. Крестьяне молча ставили на стол еду, - в их почтительном молчании было больше благоразумия и достоинства, чем в иных дурнях, помёт которых я видывал так часто…

Отчёт ж был прелюбопытен. Оказывается, застава охраняла путь на рудники, которые располагались где-то далеко на востоке. Там работали каторжане, иногда предпринимавшие попытки побега, однако мало кто из них добирался до заставы, так как их настигали ещё более жуткие твари, чем обитали в долине Чёрных Рубежей. Ну а у тех немногих, кто всё-таки добирался, не было ни одного шанса проскочить: их ловили, тщательно пытали, вызнавая всё, и казнили тут же на месте, без перевода в замок, дабы не могли обречённые сбежать.

В отчёте говорилось о каждом случае перемещения через заставу в одну или другую сторону, но сведений о добытой драгоценной руде не было никаких. Как я понял, она там и оставалась, в большом мрачной замке, выдерживающем перманентную осаду со стороны звероподобных существ, заполонивших с некоторых пор ущелье. Произошло это мгновенно и совсем недавно. Как справиться с этой бедой, никто не знал, однако работы по добыче руды не прекращались. Всё это было совершенно секретно, поэтому я за обедом всё это и рассказал моим добрым хозяевам.

Напоследок я выдал им золото дурака Энгумара, погладил злобную собачку, которая всё это время грызла мои ноги, и направился в замок, который был уж неподалёку.

- Срочное послание! – объявил я свирепым стражам.

Заскрипели ворота замка, отворяясь предо мною. Как победитель, как экзарх, ступал я в этот город…

Не перемолвившись ни с кем ни словом по пути в казармы, я бросил на стол перед комендантом пакет и доложил:

- Эрнулис пал, остальные взбунтовались и были остановлены, ибо миссия была столь легко выполнима.

Комендант кивнул.

- Мы объявим в казарме о славной гибели наших братьев.

- Их гибель была позорной, - подчеркнул я. – И об этом будут знать все.

Комендант встал из-за стола. Он был чуть выше моего пупка. Ему нужно было смотреть высоко вверх, чтобы сполна изведать моего высокомерия и пренебрежения. Он открыл было рот, как рыба, подвигал так, закрыл обратно и почему-то поспешно засеменил прочь.

Моя рука лежала на арбалете и пару раз пальцы дрогнули. Однако я сдержался. На этот раз – сдержался…

*    *    *

Вечером все воины выстроились на плацу перед казармами и слушали странную и уклончивую речь коменданта, из которой следовало, что отряд, возглавляемый мною, почти полным составом погиб в некой борьбе, которая исключала правила рыцарской субординации. Всё это было изложено в крайне велеречивой форме и, очевидно, предназначалось по большей части писцу для эпических хроник легиона. Воины откровенно скучали, проявляя истинное мужество, выслушивая всю эту чушь. Писец же скрипел пером и загаживал свиток за свитком. Полагаю, это будет называться чем-то вроде «История достопочтенного Эрнулиса и брата его, Энгумара», только следовало бы добавить: «сражённых великим и непобедимым Фредериком Розенкройцом, да пребудет над ним длань Господня во все времена!». Обо мне в этой похабной истории вообще не было ни слова, хотя я как бы главный герой-то. Словом, история пишется для историков, а для народа будут «побасенки» и «небылицы». А меня-то уж попомнят надолго, только и разговоров-то, что обо мне…

Наконец, все разошлись по казармам, а я направился на причал, чтобы любоваться звёздами и морем…

Как я и предполагал, там меня поджидала Мария, но к счастью, она была нема, поэтому не могла мне особенно докучать, даже если бы поставила это своей целью. Её грифель я выбросил в воду, чтобы она не шуршала им на своей дощечке, а также наподдал хорошенько и приказал не приближаться ко мне ближе, чем на пять шагов. Едва ли кто-либо ещё рискнул бы соваться ко мне, по крайней мере, я очень надеялся, что удастся побыть в покое хотя бы несколько часов, глядя на звёзды и море…

Примерно через полчаса я почувствовал, что за спиной происходит какое-то движение, но виду не подал. Ещё через полчаса позади меня образовалось форменное столпотворение, хотя никто не посмел подать ни звука.

Я обернулся и увидел тупые рожи все этих подонков. Они смотрели на меня с различными эмоциями ужаса, страха, испуга, недоумения и тупой злобы. Собрался, наверное, весь город, включая легионеров и самого коменданта впридачу. Он сжимал двуручный меч и, вероятно, имитировал дерзкую атаку. Зачем? Мой арбалет пробивает с такого расстояния доспехи навылет…

- Я слушаю вас, господа, - произнёс я.

Никто не ответил мне, однако произошло то, что было несколько неожиданно для меня: сразу с нескольких сторон ловкие умелые руки набросили на меня сеть. Такого оборота события я не ожидал, арбалет оказался никчёмен, меч я также не мог выхватить, поэтому пустил в дело кинжал и действительно успел сделать несколько точных движений, разрезая есть, но тут меня стали колотить вёслами и баграми сразу дюжины две человек…

Длилось это не менее пятнадцати минут, причём всё это время я вполне успешно избавлялся от сети, не обращая внимания на удары. Уже оглохший и ослепший от залившей мои глаза крови, я почувствовал, как погружаюсь в воду. Это было удивительное чувство… Холода я не чувствовал, только различные потоки температур, - удивительное, ни с чем не сравнимое чувство. Затем я увидел дно и с огромной скоростью направился куда-то в совершенной темноте, спокойный и в то же время увлечённый. Все заботы и печали остались позади, я просто плыл в океане навстречу чёрным скалам, которые лишь только остановят путь мой…

______________

Прим. авт.:

Данное произведение является сценарием фильма

и имеет аллюзии к фильмам «Телохранитель» (1961),

«Ненависть» (1980), «Железная пята олигархии» (1997),

«Куда покойники уходят умирать» (2012) и игре «Gothic 2».