7 февраля 2019 г.

Тварь в старом доме


Глава 1
Странный посетитель

Мне осталось совсем недолго. Свет лампады догорает, но я должен успеть поведать вам странные обстоятельства этого дела, в котором с самого начала чувствовалась какая-то злая воля, жестокий и неминуемый рок...

Всё началось пасмурным мартовским утром, когда в наше агентство "Рудольфо и сыновья" обратился некий господин с просьбой выяснить кое-что по его вопросу. Агентство состояло собственно из меня и моего помощника Германа - простодушного, но очень ретивого парня, недавно вернувшегося с войны, как я подозреваю, с немалыми психическими повреждениями. Но я взял его на работу, так как больше никто на моё объявление так и не отозвался. Естественно, я не был никаким Рудольфо и не было речи о неких сыновьях. Лицензию на владение фирмой я приобрёл у какого-то старого аргентинца, впавшего в мрачную меланхолию после трагической и весьма загадочной гибели своих сыновей. Он продал мне своё предприятие почти даром, но с одним лишь условием - не менять название фирмы. А вскоре он умер в тяжкой печали. Я подумал о страшном иранском проклятии: "Да переживёшь ты своих сыновей!..". Именно это я увидел по бедственному состоянию почтенного Рудольфо.

Так и получилось, что к нам обращались как будто бы к Рудольфо и его сыновьям. Впрочем, это бывало редко. Мы откровенно бедствовали, не будучи обременёнными заказами, и лишь раз или два в месяц кто-то появлялся у нас и, как правило, быстро исчезал.

Однако что-то привело к нам рыбку довольно крупного масштаба. Это я понял мгновенно, едва отворилась дверь в мой кабинет и Герман с ажиотажем объявил:

- Шеф, там это!..

А через секунду появился сам объект - благородного вида господин с весьма интересной внешностью. Мне почему-то подумалось, что его лицо покрыто воском или попросту является великолепной маской, скрывающей истинные черты лица.

Он жеманно представился и, усевшись на стул передо мной, с лёгкой улыбкой стал рассматривать меня, как будто намеревался проглотить. Да, рыбка была крупной...

- Мы не занимаемся семейными делами, - на всякий случай вежливо заметил я. - Всё в рамках приличия и закона, как правило...

- Это очень важно, - елейным тоном согласился собеседник.

- А вы?..

- Аскольд Теобальд Вернье, - быстро сказал господин.

Должно быть, я на миг выразил изумление. Он же не мог это придумать тотчас?..

- Как вам угодно, - ровно сказал я.

- Видите ли, я всего лишь представляю интересы некоего семейства. В полицию мы обратиться не можем по... по ряду причин. Огласка, понимаете ли, газетные сводки. Вы же знаете полицию.

- Я не могу гарантировать вам полную конфиденциальность, - заметил я. - По закону я обязан представить все материалы, если ко мне будут вопросы. Вы уверены, что речь идёт не о тёмных, скажем так, делах?

Губы господина Вернье растянулись так, как будто были резиновыми. "Что с его лицом?", - подумал тогда я.

Это дело не понравилось мне сразу...

*    *    *

Через полчаса беседы всё более-менее прояснилось. Господин Вернье пообещал довольно крупную сумму, если нашему агентству удастся отыскать некую реликвию на острове Св. Бартоломея, который располагался в нескольких километрах от побережья. Я никогда там не был, но, судя по мрачным рассказам, место было весьма зловещее. Ни секунду не веря в обывательский вздор о тайных ритуалах и оживших мертвецах, я был должен признать, что чувствовал себя довольно тревожно.

Господин Вернье предъявил мне некую карту, - копию очень старой карты, - которая должна была послужить мне ориентиром в поисках. На карте было отмечено некое место, находившееся в глубине острова, где предположительно могла находиться реликвия. На вопрос о том, что она собой представляет, господин Вернье уклончиво ответил, что это небольшая бронзовая статуя. Он добавил со странной интонацией, что мы сами тотчас поймём всё, когда окажемся в заветном месте, как он выразился.

Все мои инстинкты говорили о том, что дело, скорее всего, некриминальное, но крайне неприятное и мутное. Мне, несомненно, следовало отказаться, возможно даже в грубой форме, вот только конверт с приличным авансом уже лежал на моём столе и через мгновенье мог оказаться в моих руках, сразу решив почти все мои проблемы, ибо моё предприятие, откровенно говоря, явно провалилось. Старик Рудольфо продал мне фирму без всякой репутации, а значит и без перспектив.

Я вздохнул и молча забрал деньги. Пути назад не было...

*    *    *

Едва господин Вернье покинул мой кабинет, я приказал Герману проследить за ним, но уже через пятнадцать минут мой напарник с сокрушённым видом доложил мне, что след странного посетителя прослыл. "Он будто растворился в этом дожде, шеф". Я только отмахнулся...

Объяснив Герману в двух словах суть дела, я отправил его восвояси, приказав как следует отдохнуть, а сам принялся за изучение карты острова Св. Бартоломея, ибо доселе имел очень смутное представление об этом месте. Слухи гласили, будто бы остров был некогда частным владением некоего богатого человека, его заповедным краем, но что-то там произошло, - говорили о гигантском огненном всполохе и грохоте, который слышал весь город, - и появились разного рода легенды и слухи, которые, соревнуясь в ужасных подробностях, ползли по городу вот уже не один десяток лет. Кто-то осмеливался отправляться туда потакая своему любопытству, но возвращался вне себя от ужаса. А кое-что и не возвращался...

Судя по карте, остров был довольно велик, но полностью необитаем. Пристань там была лишь в одном месте - и именно туда нам с Германом следовало прибыть. Конечно, мы хорошенько вооружимся, но в принципе опасность от людей была маловероятна. Едва ли даже самые дерзкие преступники стали бы селиться там, да ещё так далеко от берега. Что касается реликвии, которую нам предстояло найти, то, вероятно, речь идёт о каком-то древнем семейном барахле. которое имело чисто историческую ценность.

Так я размышлял в ту беспокойную ночь, даже не представляя себе, с чем же предстоит столкнуться...


Глава 2
Остров Св. Бартоломея

Наутро я, хотя и плохо выспался, стал готовиться к путешествию. Проверил оружие, ещё раз исследовал маршрут и стал собирать припасы.

Вскоре появился и Герман. Судя по его виду, снарядился так, будто предстоял диверсионный рейд. Что ж, это было даже уместно. Что-то вроде жалости защемило моё сердце. Всякий раз, когда я видел эти преданные бараньи глаза моего товарища, я чувствовал себя убийцей младенцев. Я подумал ещё, что следовало оставить Германа здесь и не тянуть его в тот ад, который, как я ощущал, ожидал нас, но сомневался, что найду в себе силы не дрогнуть отправиться туда в одиночку. Я не был суперменом и не хотел им быть. Я вообще совершенно не так представлял себе свою карьеру. Но кто из нас выбирает свою судьбу? Все мы - лишь игрушки злого рока...

Пасмурным утром стояли у пристани и смотрели в туманную даль, словно пытаясь увидеть таинственный остров, хотя это было невозможно с такого расстояния. Старый лодочник с крайним удивлением выслушал наше требование предоставить нам лодку, чтобы перебраться на остров Св. Бартоломея, и всё никак не мог взять в толк, зачем бы нам это понадобилось. Даже несмотря на тяжёлое похмелье, он был совершенно ошарашен.

- Помилуй бог ваши грешные души, - прохрипел он, отталкивая нашу лодку от причала. - Я буду молиться о вас.

- Привет Бахусу от нас! - заметил Герман.

Я рассмеялся, чтобы снять это тяжёлое недоброе чувство обречённости и проклятья, охватившего нас.

Берег удалялся, а где-то в городе раздался колокольный звон. Стало совсем жутко...

*    *    *

Герман неспешно орудовал вёслами, а я вперил взгляд на компас, чтобы ненароком не сбиться с пути. Должен признаться, я был рад, что не один сейчас. И хотя я совершенно ясно понимал, что Германа нужно было оставить в городе и не втягивать в это гибельное дело, я где-то лелеял надежду на успешность нашего мероприятия. В случае выполнения задания мы получили бы денег столько, что могли бы больше не беспокоиться ни о чём. Тогда, быть может, я смог бы заняться писательским ремеслом, не думая о хлебе насущном, а Герман поступил бы в какое-нибудь престижное заведение, чтобы стать офицером. Едва ли жизнь обывателя была для него.

Показался первый маяк, отметивший, что мы на полпути к острову. Однако я всё ещё не видел его очертаний, уж очень густой туман клубился здесь.

Наконец, появилась где-то на горизонте тёмная линия берега. Остров Св. Бартоломея безмолвно наблюдал за нашей лодкой. По мере приближения к нему я испытывал нечто похожее на нарастающую панику, но смог подавить её, поставив себя перед жестоким фактом: обратного пути нет и не будет. Герман же, кажется, был совершенно безмятежен.

- Вон туда! - указал я Герману место причала.

Он направил лодку в указанную сторону.

И в этот миг совершенно внезапно в небе прогрохотал гром. И вдруг будто бы над нами разверзлись хляби небесные - дождь обрушился с неистовой силой, а ветер вмиг вздыбил воды.

Мы с трудом добрались до причала, но Герман не удержал верёвку и лодка вырвалась и тотчас были унесена волнами.

В полном ошеломлении мы смотрели ей вслед.

*    *    *

Я хлопнул Германа по плечу и жестом указал: "Идём!". Не было смысла стоять здесь под проливным дождём. Разве могло быть иначе?..

Мы поспешили прочь от этого безумия. Разбушевавшаяся погода буквально сбивала нас с ног, но мы покинули причал и побрели по заметной тропе вглубь острова. Я запомнил примерный маршрут и пока был уверен в правильности нашего продвижения. Любого, кто попадётся нам на пути, мы прикончим не колеблясь. Видит бог, это дьявольское место.

- Герман! - прокричал я. - Прости меня!

- За что, шеф? - проорал Герман в ответ.

Я не стал ему объяснять. По крайней мере, мне стал легче. В конце концов, я ему не нянька. Мог бы и отказаться. Кой чёрт ему быть офицером? Пошёл бы в порт к другим таким бродягам и сгинул бы с какой-нибудь пьяной потасовке, как все те, кто пришли с этой чёртовой войны...

Вперив взгляд себе под ноги, чтобы не утерять тропу из виду, я поднажал и выбросил эти мысли о Германе.

А когда, пройдя около километра, обернулся, его уже и не было...


Глава 3
Старый особняк

Трудно передать, что я пережил в тот миг, когда понял, что остался один. Не то, чтобы я смалодушничал, просто впервые стал сознавать в полной мере, где, собственно, я оказался.

Судя по карте, я находился где-то перед оврагами, за которыми должны были начаться заброшенные угодья богатого затворника, жившего здесь. Там-то и должен находиться особняк, к которому я направлялся.

Что же стало с Германом? Полагаю, он оступился и где-то упал. Почему же он не звал меня? Должно быть, я шёл слишком быстро и не слышал его криков. Чёрт побери эту непогоду!

Я быстро направился назад по своим следам, решив пройти двести или триста метров, пока у меня ещё был запас времени до сумерек. Мне следовало торопиться, но я не мог так просто бросить своего друга и компаньона.

Теперь мне пришлось идти против ветра, но я был упрям и шёл на всех парах, иногда чуть ли не на четвереньках. Метр за метром, перепачканный в грязи, я всё же был уверен, что найду Германа. Но его не было нигде, никаких следов его...

Наконец, я выбился из сил и рухнул оземь. Холодный дождь омывал моё лицо, сердце колотилось, словно барабан. Некоторое время я просто лежал, слушая раскаты грома.

Однако сумерки приближались, мне нужно было спешить, иначе я вряд ли переживу эту ночь.

Я с трудом поднялся и, как мог, побежал по направлению к особняку.

*    *    *

Овраги, встретившиеся мне на пути, пришлось обходить. Это заняло примерно два часа времени. Уже в сумерках я брёл через лес, который скрывал где-то в глубине дом затворника. Ливень утих, однако в небесах всё ещё рокотало. О Германе я старался не думать...

Через полчаса блужданий среди мрачных старых деревьев, я наткнулся на ограду особняка, довольно внушительного свиду. Должно быть, он стоил огромных денег, вот только кто стал бы жить в таком жутком месте?..

Перебравшись через ограду, я направился к парадной двери. Она была приоткрыта, причём в свете фонарика я разглядел будто бы свежие следы.

Войдя внутрь, я закрыл дверь и замер, прислушиваясь. Однако ничего, кроме шума дождя, не слышал.

В свете фонарика я быстро осмотрелся и тотчас принялся разжигать огонь в камине. Это требовалось мне сейчас больше всего.

Затем вернулся и запер дверь на засов. Если, конечно, я был в доме один...

*    *    *

Пока в камине разгорался огонь, я изучил следы, которые заприметил, входя в особняк. Как я ни рассматривал их, мог бы поклясться, что оставлены они были босыми ногами. Я никак не мог понять, что с ними не так. Не были они похожи на человеческие...

Следы вели куда-то в темноту коридоров. Я проследовал за ними и оказался перед закрытым деревянным люком в полу. Странное зловоние, казалось, исходило оттуда...

Я раздумывал, не заглянуть ли мне туда, в подвальные помещения, как вдруг раздался жуткий и странный звук, похожий на мычание или гортанный вопль, где-то совсем рядом! Я резко обернулся и в этот миг яркая вспышка молнии ударила в небесах и я увидел в окне чьё-то жуткое скалящееся лицо.

Лишь через какое-то время я понял, что это была не гримаса. Это был порванный рот. Глаза ж были вырваны, как и, вероятно, язык.

Я тотчас выхватил пистолет и бросился к камину, чтобы подбросить поленьев. Если камин погаснет, я останусь в темноте этой жуткой ночи.

Я был всего в трёх шагах от окна, когда внезапно там снова появилось это жуткое лицо, издавшее этот чудовищный гортанный вой. Это было слишком для меня, и в тот же миг я лишился рассудка...


Глава 4
Подземелья

Дальнейшие события я помню очень смутно. Моя память не сохранила почти ничего из того, что я мог бы поведать сейчас. Было впечатление, будто цепкие руки схватили меня за ноги и куда-то поволокли. Как бы то ни было, я оказался там, в недрах подвала.

Трудно было привыкнуть к этому зловонию, которое источали, вероятно, грибы, облеплявшие сырые стены. Я лежал прямо на земле, в луже какой-то осклизлой субстанции, но, как ни странно, не был связан или прикован.

Осмотревшись, я увидел длинный коридор, ведший неизвестно куда. Мне ничего не оставалось, кроме как двигаться дальше, ибо люк находился слишком высоко, чтобы я мог выбраться.

Обшарив свои карманы, я обнаружил, что все вещи на месте. Однако мой фонарик и пистолет остались там, наверху. Теперь мне приходилось полагаться лишь на собственные силы.

Довольно скоро я обнаружил, что от стен, покрытых плесенью и мхом, исходит странное зеленоватое свечение, которого было вполне достаточно, чтобы видеть хотя бы на несколько шагов.

Мне ничего не оставалось, кроме как исследовать эти подземелья, пока ещё были силы и относительно неповреждённый разум. Я молился всем богам и демиургам, взывал к ангелам и бесам, дабы они поучаствовали в моей скорбной судьбе, но, думается мне, всё это было тщетно...

Проблуждав некоторое время, я не нашёл в этой зыбкой темноте ничего, кроме сырых стен и мутной жижи под ногами. Я чувствовал, как силы покидают меня и смертельный холод пронизывает каждую частицу моего тела.

"Вот и всё", - подумал я. - "Никто и не вспомнит обо мне..."

*    *    *

Впав в беспамятство, я пробыл так неизвестное время, притулившись к стене и обхватив ноги руками, ибо околевал.

В какой-то миг я пробудился и услышал, как что-то плюхнулось в ледяную жижу этого кошмарного подземелья. И оно ползло ко мне, воя и мыча...

- Герман, бога ради, прекрати! - возопил я, пытаясь подняться.

Однако околевшие ноги уже утратили чувствительность и я так и остался сидеть.

Тем временем, Герман полз ко мне, хрипя и воя. Каким-то образом он улавливал моё присутствие и надеялся на помощь.

Но чем я мог помочь ему? Я погибал в этом аду.

Он был уже близко. С непостижимым уму упрямством он зачем-то цеплялся за жизнь, будучи столь фатально изувечен. Кто сделал это с ним?..

Герман схватил меня за ноги и замычал мне прямо в лицо. Я не мог этого выносить!

Я схватил его за шею и принялся душить. Как ни странно, он также вцепился в мою шею и сдавил её. Похоже, сил у него было больше.

Ужас и отчаянье придали мне сил в этой борьбе и я всё же смог отбиться и прекратил его мученья.

Теперь мой товарищ лежал у моих ног лицом в зловонной луже. Я, помню, прошептал нечто вроде молитвы. Нужно же было сказать что-то хорошее об усопшем...


Глава 5
Загадка старого алхимика

Я понимал: осталось мне немного. Последние силы я решил потратить на исследование подземелья, в котором оказался. Я не мог понять, зачем нужны эти каменные лабиринты, если здесь не было комнат или каких-либо помещений.

Я снова стал рассматривать стены в поисках дверей. Возможно, они просто покрыты плесенью и их трудно обнаружить.

Шаг за шагом я двигался вдоль стены. Руки мои скользили по вязким студням в виде грибов, мха и плесени, но я не обращал на это внимания.

Сколько продолжалось это? Мне казалось, что столетья...

Дрожа от холода и рискуя в любой миг потерять сознание, я едва передвигал ноги, но всё ещё цеплялся за последние шансы. Кстати, зачем я это делаю? Я уже не мог вспомнить...

Затем - провал. Однако он, похоже, совпал с нахождением тайной двери, ибо я действительно куда-то провалился. Можно сказать - сквозь стены, ибо именно так была сделала эта потаённая дверь.

Здесь, по крайней мере, было сухо. Небольшая каморка, стол, шкафы. На столе я обнаружил лампаду и спички. Теперь у меня был свет...

*    *    *

Первое, что я увидел, когда стал рассматривать этот кабинет, был портрет с изображением мрачного старика, похожего на Шопенгауэра. Он смотрел прямо на меня таким взглядом, будто изничтожал само допущение о существовании подобных мне. Так вот кто, значит, жил здесь... Отчего-то его лицо мне было очень знакомо, но я не мог вспомнить. От холода и всего этого безумия мне было крайне трудно сохранять хотя бы подобие рассудка, но я пытался осмысливать происходящее.

Усевшись за стол, я стал рассматривать книги, которые были сложены здесь, а также записи, сделанные от руки. В основном это были неизвестные мне языки - каракули, которые я не мог прочесть, и множество фигур замысловатых и прихотливых форм. Также некое подобие математических формул и, насколько я понял, алхимические рецепты.

Только одна небольшая тетрадь была написана на понятном мне языке и в таком тоне, будто обращение было персонально ко мне. Витиеватое приветствие с немалой долей злорадного глумления быстро перешло в агрессивную эскападу из набора проклятий и негодования. Пролистав ещё несколько листов, я стал понимать, что скверный нрав старика был лишь чем-то внешним. Думаю, он был скорее добродушным, но тяготы жизни превратили его в деспота и мизантропа. Такое происходит часто с выдающимися умами. Так было, я полагаю, всегда и во все времена. По крайней мере, насколько я знал, у всех выдающихся мыслителей был очень скверный нрав.

В какой-то миг я стал улавливать в тексте проникновенную и почти заботливую ноту. Старик с детским торжеством похвалялся своими успехами в чародействе и прочих туманных делах. Он хвастал тем, как в молодости с помощью эликсиров и колдовства получал в своё распоряжение самых прекрасных дам, какие пропадали в поле его зрения. Затем ему это быстро наскучило, ясно дело, и он захотел стать богатым и знаменитым. Ему легко удалось разбогатеть с помощью нахождения кладов, полных сокровищами, а экстравагантные выходки и финансирование разного рода чудаковатых опытов непризнанный гениев сделали его именитым. Но это, конечно, тоже всё быстро наскучило.

Тогда старик стал, как и многие богатые люди, собирателем уникальных реликвий. Он был немало увлечён культурой этрусков и собрал огромную коллекцию из предметов быта этого народа. Иногда ему встречались надписи на этрусском языке, но поскольку учёный мир их читать отказывался, старик пользовался услугами некоего поляка по имени Воланский, который якобы знал ключ к этому языку и переводил его с использованием лексем из обширного базиса древних славянских языков - первых языков разумного человечества.

В какой-то миг старик обнаружил на одной из этрусских амфор обширную надпись, которая в переводе Воланского оказалась не чем иным, как рецептом воскрешения из мёртвых. Якобы знание этого метода может легко побеждать смерть, создавая из праха новую жизнь. Будучи глубоко инспирированным в культуру этрусков, старик понимал, почему те так бережно хранили прах своих усопших.

И тогда старик пожелал бессмертия...

*    *    *

Я буквально почувствовал, как будто бы дрогнул голос у несчастного алхимика. Дальнейший рассказ был сумбурен и предвещал лишь некий неизбывный кошмар.

Старик стал готовиться к тому, чтобы лишить себя жизни и затем воскреснуть. Вопрос состоял в том, кто поможет ему в этом? Живя мизантропически и общаясь лишь с горсткой избранных посредством переписки, старик не мог представить себе, чтобы кого-то призвать для своего безумного плана.

И тогда он изменил свою внешность и явился к нам.Вот кем и был господин Вернье...

Однако по возвращении он всё-таки умер от сердечного приступа или другого внезапного удара, однако не превратился в обычного покойника, а стал чудовищем с алыми глазами и хищной пастью. Я слышу его хрипение за стеной, как он царапется в дверь...

И не выбраться мне отсюда. Нет сил и нет возможностей. Даже если я смогу убить тварь, как я выберусь наверх? А если выберусь, устроив лестницу из шкафов этой каморки, как покину остров?

Слезы заливают моё лицо, но мне не жаль моей жизни. Несчастный Герман...

Быть может, кто-нибудь найдёт эти записки и возгорится безумной идеей стать бессмертным? Мне остаётся лишь сжечь рецепт, который раскрывает секрет вечной жизни, и разбить амфору с оригинальной надписью, дабы её никто не расшифровал.

А затем... Затем я приму яд из шкафа старого алхимика и отправлюсь по долгому пути в лабиринтах смерти, не оставляя следов, из ниоткуда в никуда...

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Никчёмный вяк: