Глава 1
Некая тварь
- Предлагаю тост, - объявил барон фон Шпухельмайер, слегка приподнявшись за столом. - Желаю, чтобы все!
Он опрокинул стакан бормотухи и жадно выхлебал. После сего действа рухнул обратно.
Все переглянулись и начали цедить свои напитки. Праздник был скучным, но я ждал сюрпризов. Барон, пригласивший всех нас, обещал "как следует позабавиться". Что он мог иметь в виду - вот в чём вопрос?..
Справа от меня сидела некрасивая потрёпанная барышня, явно немка, и я в виде извращённой шутки делал ей самые изысканные комплименты, какие только мог вообразить. На данный момент это было самым забавным, что происходило за столом.
- Так в чём же номер? - вопросил я. - Вы обещали некие уморительные шутки, не так ли?
Барон судорожно захрюкал. Это, я так понимаю, был знаменитый смех по-немецки.
Отсмеявшись, а точнее, отхрюкавшись, почтенный барон фон Шпухельмайер заверил нас:
- Вам БУДЕТ смешно! Не зря же я потратил столько денег, в конце концов.
- Кто же нас будет развлекать? - спросил некто Оберхольц.
- А вот он, - беспечно сказал барон и махнул рукой куда-то в сторону.
Мы тотчас уставились туда. Возле бархатной занавески торжественно стоял африканец в форме армии конфедератов.
Барон взмахнул рукой, африканец тотчас же резким жестом отдёрнул занавеску и мы увидели... мы увидели... Скажем так, мы определённо нечто увидели. Это было самое гротескное существо, какое только мог бы вообразить горячечный ум сюрреалиста. Багровый кусок мяса со скрюченными конечностями, некое подобие головы и длинные волосы там и сям.
Кто-то издал возглас ужаса и рухнул без чувств. Все начали возиться с озабоченным видом.
- Где вы раздобыли это, милейший? - с изумлением вопросил Фукиндор Блюхенмайстер. - И, собственно говоря, ЧТО это?
Барон сердито замахал руками будто отбиваясь от сложнейших философских вопросов, и почему-то заорал этим пронзительным гуннским визгом:
- Так и знал, что зазря потратил столько денег! Этот чёртов Шпильзухен!
Как выяснилось из воплей потерпевшего, ему что-то преподали в приехавшем откуда-то издалека цирке. Мол, нечто за гранью, нечто забавное весьма. А оказалось... то, что оказалось.
- И что же теперь с этим делать? - сокрушался барон.
Мы ему, конечно, сочувствовали, насколько возможно это выразить без злорадства.
А наутро я и вовсе позабыл об этой идиотской истории.
* * *
Наверное, я бы о ней и не вспомнил до конца дней своих, если бы не странная кончина барона, приключившаяся в ту же ночь. Читая утреннюю газету, я просто глазам поверить не мог. "Растоптан... растерзан... клочья плоти... лужа жира...". Но как же так? Вчера ещё только так смешно забавлялись, мило ведя беседы за изысканнейшей трапезою, в кругу любезных и почтенных дам и господ. И вот теперь... Какая потеря!
- Это такая потеря, такая потеря..., - бормотал я, спускаясь по лестнице, как вдруг столкнулся в дверях с бухгалтером Шпульхом-Бляймстером.
Я едва сдержал хохот, настолько скорбную гримасу он состроил.
- Сильно переигрываете, приятель, - сказал я. - И да, я в курсе! ТАКАЯ потеря!
Вот тогда он действительно огорчился, хотел ведь первым сообщить. Естественно, я не мог позволить ему такой блажи. Вот уж дудки, такое бывает только раз в жизни!
Теперь мы вместе бежали по улице, выискивая жертв, на которых можно было бы обрушить чудовищное известье. Пару раз мне повезло, моему приятелю - ни разу.
Когда мы подбегали к особняку барона фон Шпухельмайера, у нас уже сложилась цельная картина происшедшего, во всех жутких и кошмарных деталях. Вот только, что же произошло на самом деле, мы сами толком и не знали...
Здесь уже собралась толпа, и у них у всех были, конечно же, версии.
- Ему прокусили горло! - причал один.
- Задушен подушкой, изувечен! - верещал другой.
Фантазии про шпильки, иглы, хлороформ, таинственных ниндзя и ассасинов. У меня версия была куда как изысканней.
Тем не менее, едва заметив полицейского, мы облепили его вмиг, будто мухи медовый пудинг.
Мы жаждали удовлетворения нашего естественного любопытства. Во что бы то ни стало, любой ценою!
Полицейский не в шутку перепугался и начал что-то мямлить про несчастный случай, и это было очень рискованно с его стороны...
Наконец, мы выяснили, что же произошло. Барон неким странным образом умудрился расшибиться насмерть, а существо, которое все называли просто ОНО, таинственным образом исчезло. Однако был некий след - полоска зловонной жидкости, ведущей к окну. Следует полагать, через это самое окно ОНО и удрало. Что же именно это было, нен знал никто, в том числе и клоуны цирка, продавшие это самое нечто барону, обещав забаву до краёв. Что ж, трюк, можно сказать, удался...
Однако наша история на этом только начинается.
Глава 2
Шавайна
Наш городок - Анхаузен-Спандерблаа - не часто потрясают события масштабного характера. Несколько войн, которые мы, как всегда, проиграли, разного рода деспотии, поборы, эпидемии, - словом, ничего особенного. Мы были как все в этой стране, в которой, как говорится, лишь две беды - сифилис и пивной алкоголизм.
И вот теперь такое...
Этот экстравагантный случай быстро стал известен по всей стране. Постоянные встречи, газетные заметки, упоминания в новейших книгах - это было неожиданно для нашего города, но кое-кто быстро смекнул, что на этом можно неплохо заработать. Открылись дома для приёма постояльцев, появились заведения с фирменными блюдами (куски чего-то там с фруктами), а также местное пиво "Жбан не пойми чего". Словом, дело шло своим чередом, почти каждый был заинтересован в том, чтобы помнили об "этой пакости" как можно дольше. Не исключено, что я вообще был единственным, кто пытался найти рациональное зерно в этом эксцессе, который и впрямь был лично мне, например, непонятен. Это существо... ОНО захватило мой разум!
Единственный, с кем я делился своими соображениями, был местный архивариус Торблюм Грюзенберг. Он собирал все газетные заметки об этом деле и сам пытался свести одно с другим, доискавшись до смысла. По его версии, "странная пакость" первоначально появилась в одном из селений в окрестностях города, - возможно, в Криминг-Хольце, либо в Плямкин-Брешце, - однако никому из крестьян не принадлежала, то есть не была их продуктом, так сказать. Затем это существо купили агенты цирка, всегда ищущие диковинки в наших пьяных селеньях, однако в цирке тварь не прижилась - уж очень жуткая на вид. Вот тогда пьяные клоуны и решили, "шутки ради", продать её богатому барону, ну а он уже похвастал перед нами. За что и поплатился...
Архивариус ни на миг не сомневался, что эта сущность - не из нашего мира. И вообще, "с ней шутки плохи". Он намекал на нечто похожее в Хряккенберге, где непонятного происхождения тварь выросла до размеров коровы и пожрала там полгорода, включая бургомистра. Произошло в это в 1442 году (см. Фюрц-Стинкендер, "Рыскающий монстр").
А затем появилась ОНА, столь непохожая на ОНО...
ОНА.. Никто не знал её имени, кто она и откуда. Она назвала себя так: Шавайна. Кто видел её хоть раз, тотчас терял покой. Она была невообразимо прекрасна. Брюнетка с выпуклым затылком и чёрными глазами навыкате, очень узкий лоб и гортанный каркающий голос - она представляла собой эталон германской красоты. Всегда в чёрном платье до самой земли, она будто скользила по поверхности, лишь едва шевеля крупом. Её коричневая кожа была изумительна, а густые соединяющиеся брови не оставили бы равнодушным ни одного художника в Западной Европе. Больше всего на свете она любила шнапс и кровавую колбасу*.
А ещё она играла на мандолине и плясала. Это было так завораживающе, что приезжали специально из дальних стран, чтобы узреть сие. Как удивительно, что про ту тварь, замешанную в дело гибели барона, совсем позабыли. Но, чёрт побери, кто же ОНА?..
Тут была какая-то связь. Не могло не быть. Архивариус только качал своей плешивой головой и бормотал о том, что город проклят, и нет спасения...
- Нас всех сожрут. Многих из нас...
Я ушам своим не верил. Бодрее, приятель! Мы ещё зададим им жару! Кстати, а кому?..
Ещё одна загадка.
* * *
Шавайна очаровала всё мужское население города. Непостижимая, безголосая, скрывающая глаза за веками и будто плывущая над землёй в длинном этом чёрном плате - в этом было нечто жутковатое и ирреальное...
Несколько раз я пытался перекинуться с ней словечком, но она не удосуживала меня своим взглядом. Возможно, это был инстинкт германки, любящей лишь тупую злобность, я же был галантен и предполагал тактические манёвры в этом странном, совершенно тёмном деле.
Мне было почти интересно, кому же она отдаст предпочтение. И это оказался Фриц Дуппельхорст - грубый, невежественный малый, но при деньгах и всегда пьяный. В сущности, идеал всякой германской женщины, и я порой сожалел, что так далёк от него и довольствуюсь лишь своими мечтами о гармонии и красоте. Взгляд выпученных глаз Шавайны был явно не для меня.
Фриц лежал у её ног. И скулил, перебирая ножками, как собачка. Вот оно, простое семейное счастье, которого я не знал!
Шавайна и Фриц с тех пор были неразлучны. Точнее, Фриц бегал повсюду за Шавайной, будто привязанный. Ему и впрямь на четвереньках было бы удобней, но всё-таки он сдерживал себя в рамках приличия. Наш гемютный городок и так уже многого натерпелся.
Прошло месяца два и вдруг Фриц, представьте себе, отправляется прямо в гуннский рай, причём без всяких на то оснований. Он не болел, ежедневно выпивал пять литров пива и наверняка был достаточно груб с Шавайной, чтобы удовлетворять её инстинкты, и тут на тебе оказия - врыв котла! Я даже всхохотнул, представив эту сцену.
Шавайна, разумеется, горевала недолго. Следующим её мужем стал старший брат Фрица - Клаус. Это был человек весьма недалёкого ума, а потому также подходил идеально. Главное в том, что деньги у Клауса водились, а значит Шавайна могла блистать на публике, иногда давая свои удивительные представления. Я так и не мог отделаться от мыслей, что она не вполне реальна, либо просто пускает нам пыль в глаза. Слушать же болтовню архивариуса стало просто страшно...
* * *
Никогда не забуду тот день, когда увидел, наконец, взгляд Шавайны. Она отправила уже в вечный полёт своего второго мужа Клауса ("улетел и не вернулся") и подыскивала, должно быть, новую жертву. Разве мог я подумать, что взгляд её падёт на меня?...
помню, я возвращался из библиотеки, где мы с архивариусом, как обычно, воодушевлённо запугивали друг друга (должен признать, Грюзенберг не давал мне ни одного шанса, уж очень он был апокалиптичен), и вот увидел вдруг Шавайну, которая двигалась - или плыла - прямо на меня. И смотрела на меня в упор, при этом почему-то улыбаясь или, быть может, скалясь. Я так и оцепенел в наваждении...
Голос, однако, у неё был вполне обычный, картаво-каркающий. Говорила она о самых обыденных вещах, о пиве, о колбасе, о том, что ждёт каждого из нас в конце пути, о знамениях и о странных существах, рыскающих в полнолунье по лесу Хааскоркен. Она говорила и говорила, а я как будто погружался в дремоту, в кошмар...
В полуобморочном состоянии я обнаружил себя, когда мы уже вошли в её дом. Кто-то ловко повёл меня к дивану и усадил на мягкие пуховики. Через несколько минут я забылся в дурмане, а когда пришёл в себя, на моих коленях уже сидела Шавайна, пытаясь засунуть свои длинный язык в мой рот. Могло быть и хуже, если так подумать, но к этому я тоже не был готов. Могу себя представить лицо архивариуса этим утром, если бы я ему сказал, что в моём рту будет язык Шавайны уже на закате этого дня!
Что-то беспокоило меня в этом, что-то было неправильно. Я галантно вскочил и попытался что-то объяснить. Боюсь, что я нёс какую-то околесицу, но я и вправду был не в себе. Шавайна смотрела на меня сквозь прищуренные веки, коварно осклабившись.
Увидев накрытый стол, я предложил Шавайне шнапса.
- Вот так бы сразу! - воскликнула она, гортанно рассмеявшись. - Я уж думала, ты не догадаешься!
Я протянул ей стакан шнапса. Она тотчас принялась жадно пить, затем громко отрыгнула, приподнялась и довольно громко пукнула.
Знаменитые на весь мир немецкие манеры. Я слыл тут хамом. Всё никак не мог уяснить себе простые норма германского этикета: в качестве благодарности за трапезу нужно громко отрыгнуть, а ещё лучше - пукнуть. Это есть лучшее выражение благодарности.
Весь вечер пили. Один раз я даже смог негромко рыгнуть. Потом снова забавы с языком.
* * *
Не скрою, лицо архивариуса стоило того, чтобы на него посмотреть, когда я во всех подробностях расписал ему свой роман с Шавайной. И то ли ещё будет!
- Несчастный олух ты! - воскликнул патетически Грюзенберг и почему-то заплакал.
Чего-то в этом грязном деле я не понимал...
Я тихо ушёл, подумав, что, наверное, мне больше не надо приходить. И, честно говоря, я стал немного уставать от загадок, от этого наваждения.
И ещё кое-что беспокоило меня. Этот странный запах, который исходил от Шавайны. Запах будто бы из змеиной клетки. Кто же она, чёрт её побери?..
В сумерках я, вне зависимости от моего пути, оказывался в её логове. Мне казалось, будто моей волей кто-то управляет, в своих снах я видел кошмарную тварь, которая атаковала меня, врываясь в разум с оглушительным и пронзительным воем. Противостоять я ей не мог и убежать не мог также, и этот кошмар продолжался нескончаемое число раз...
Я стал отмечать в календаре дни романа с этим существом. Думаю, это продлится не больше трёх месяцев, и мне оставалось совсем немного.
- Тебя что-то беспокоит, сын мой? - спросил меня священник, заприметив меня в церкви. Он, конечно, жаждал выведать все грязные детали этого дела, но терять мне было нечего и я решил рассказать всё без утайки.
- Мне осталось немного, - сказал я. - Вам, конечно, тоже.
- Но я тут причём? - испуганно воскликнул священник. Мне показалось, что даже с возмущением, будто бы и не за что.
- Вам следует бояться и переживать по этому поводу, - заверил я. - Это страшно - то, что с вами произойдёт. Страшнее, чем вы думаете.
- Прекрати! - завизжал священник и убежал.
Но бутылка кагора не спасёт его. Вообще никто не спасётся...
__________
Прим. авт.
* Национальное немецкое лакомство со времён гуннского порабощения. Полусырой, с кровью, сильно проперчённый свиной фарш, заправленный в свиные же кишки. Как и йодль (горловое тирольское пение) и германский тип государственного правления, является гуннским наследием. Только после столетия гуннского рабства, германцы из совершенно дикого племени кельтских изгоев (свевов) впервые обзавелись представлением о государственности.
См. Аполлон Кузьмин, "Одоакр и Теодорих" ("...дело в том, что "гуннами" называлось одно из крупнейших фризских племен. Сама Фрисландия нередко называлась Гунналандией по имени этого племени. Об этом специально писал в начале нашего столетия английский ученый Т.Шор в книге "Происхождение англо-саксонского народа" (Лондон, 1906). Многочисленные северные имена типа Гуннар, Гуннобад, Гундерих, Гуннильда, просто Гун или Хун - это в конечном счете фризские имена, восходящие к племенному названию. В еще более отдаленной перспективе племенное название может восходить к уральскому населению, проникшему в Северную Европу еще с эпохи неолита. А в уральских языках "гун" или "хун" означает "муж", "человек"")
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Никчёмный вяк: